ее организатором, т.е. он погубил людей. У нас любого человека могут сделать хорошим и наоборот из хорошего плохим. Все зависит от политиков, но как я знаю» — дополнила учительница: — «Что евреи, особенно раввины, никогда бы в своей жизни не могли бы поддержать распятие Иисуса Христа, т.к. они верующие во Вс-вышнего, это люди которые не могут поднять руки на ближнего и не могут сказать даже плохого слова». Ефим в интернате изучал не только внутренний мир детей, он изучал и внутренний мир взрослых учителей подсознательно, природно, так как он являлся представителем древнееврейского рода, и в тайне держал все свои размышления и мысли, которые его посещали во время изучения внутреннего мира детей и взрослых. После того, как Ефим запел от безысходности, то есть от страданий за обездоленных детей и несчастных учителей, в полученной духовной информации от детей и взрослых учителей. И пение стало для него спасением, в первую очередь, для него самого, но ради спасения людей, ради того, чтобы они услышали его голос в пении, его проникновенностью, а он был как у Робертино Лоретти, только слегка мягче и затрагивал сердце каждого человека, как утверждала учительница музыки Квочина (Фокина) Нели Яковлевна. В голосе Ефим, во время своего пения, мысленно просил людей, когда он исполнял песни в виде молитвы и мысли, которые можно было определять по глазам Ефима, так как Ефим говорил в чистом виде изнутри себя во время пения, что бы Ефим не пел, «Вы очень хорошие, Вы очень добрые, Вы ещё не раскрывшиеся внутри себя чувственностью и сердечностью» Ефим говорил мысленно изнутри себя всем слушающим и видящим его глазами: «Я Вас Люблю, то есть я Вас понимаю и такое пение со светящимися глазами и объяснением в любви к другим людям давало всегда духовные силы Ефиму и слушающие его, особенно взрослые женщины, начиная с 35 лет, и кончая 70 – плакали, Ефим ещё не понимал, пока был маленький, почему они плачут, и только лишь в 36 лет он понял, почему эти женщины плакали. Однажды в Сочи на Кинотавре грузинский детский хор у моря пел для настоящих и будущих народных артистов России, это был и Вячеслав Добрынин, Александр Розенбаум, прекраснейший человек Иратов – муж Алены Апиной, однажды он сказал Ефиму – «Как ты прекрасно Ефим поешь», точно так же, как когда-то на дне рождении Вячеслава Добрынина муж Аллы Пугачевой тоже сказал Ефиму – «Ефим тебе надо петь на сцене, ты так уникально поешь». Вячеслав Добрынин часто аккомпанировал Ефиму, а он пел. Так же Ефиму аккомпанировал и Леон Аганезов, Ефим прекрасно пел с Зинаидой Кириенко, Александром Панкратовым «Черным», Евгением Матвеевым, Юрием Маликовым, Татьяной Васильевой (на гастролях в Германии) и со многими народными артистами в своем тесном кругу. Но в тот день, когда слушал пение детей на кинотавре Ефим не смог удержаться, как бы он не старался сдерживать слёзы, и он тогда понял судьбу этих детей, и голос ему сказал – «О Боже мой! Какие же жизненные трудности ждут каждого из этих детей, и как они в этом мире, где отсутствует всеобщая сердечность от Вс-вышнего, как они (дети) будут жить? Почему они должны мучиться? Ефиму понадобилось 28 лет после того, как он запел в восемь лет, чтобы понять почему плакали женщины, когда он пел, будучи мальчиком. Самое интересное, что когда Ефим слушал этот хор на кинотавре, он посмотрел и вокруг себя на людей, которые сидели и слушали этих детей, многие просто слушали, а многие вообще продолжали разговаривать между собой, и эти слёзы были не только по отношению к этим детям, в чувствах сострадания к ним, но уже к взрослым людям, которые уже привыкли к обычной жизни по отношению друг в друге – и это был двойной внутренний плачь Ефима и за детей и взрослых. В 1972 году школу интернат 37 посетил будущий народный артист СССР, а тогда режиссёр театра драмы и комедии на Таганке – Николай Губенко, который в будущем стал министром культуры у первого президента СССР – Михаила Сергеевича Горбачёва. Он искал